С раннего утра Аксюша с младшей сестрёнкой Марюткой убежали на ближнее болото по ягоды. Дни, хоть и конец сентября, стояли тёплые, ясные, прозрачные. Настоящее бабье лето. Девчонки на солнышке разомлели, ягодки – какую в рот, какую в туесок. Не будь рядом топкая трясина, так бы и растянулись подремать, да здесь нельзя: болото обманчиво. Вроде бы перед тобой ровная зелёная, заросшая мхом полянка, а ступишь – мгновенно в страшную топь с головой уйдёшь. Зелёный мягкий мох охватит тебя крепче железных тисков, и, барахтайся не барахтайся, а всё равно засосёт жадная болотная утроба. Только девчонкам болото не страшно. С раннего детства здесь каждую кочку, каждую тропку знают. Аксюта – постарше – пятнадцати годков, девушка статная, пригожая. Уже и парни стали заглядываться. Вот соседский Гаврилка давеча розовый платочек подарил. А Ерофейка из недальнего Говорова, когда будто бы в гости к родне наведывался, а сам больше у их дома крутился, неловко, смущаясь, ей красненькие бусы в руки сунул. Бусики, хоть и дешёвенькие, да баские, яркие. Младшая сестрёнка их у Аксюты выревела и с тех пор с шеи не снимала. Вот и сейчас они на ней с клюквинками спорят, кто краснее да ярче. Солнышко на небе на запад стало поглядывать, девчонкам намекает, что и домой пора бы. Не спеша, возвращались девчонки в деревню через лес (Какой лес? Это сейчас вокруг торфянки куда ни глянь ровнехонько, будто бритвой «Жиллет» из рекламы всё выбрито. Лишь сама торфянка молодым леском поросла. А раньше вокруг леса были. Ещё в 1920-е годы рабочие из молодого Октябрьского посёлка хвастались корреспонденту, что ходят за зайцами в лесок, что на окраине посёлка). Когда до дома уже немного оставалось, дохнуло в лицо удушливой гарью. Неужто у кого пожар? Со всех ног, не разбирая дороги, бросились к деревне, да не добежав чуть-чуть застыли месте. Не приведи, Господи, кому такое увидеть! Деревня, окутанная чёрным дымом, полыхала, как свечка. Меж домов недвижно лежали тела односельчан. Мужики и бабы. Дети и старики. А из деревни выезжали те, кто сотворил это неслыханное злодейство. Разбойная ватага, все страшные, грязные, заросшие. Не лица - звериные морды. Меж собой хохочут, кричат что-то друг другу не по нашему. И тут, глаза в глаза, увидели Аксюту с Марютою. Мало, видно, им, злодеям, крови было! Как стервятники на малых птенцов, бросились на беззащитных девчоночек. Аксюта не растерялась, схватила перепуганную Марютку, да в лес! На конях не больно-то между деревьев проскачешь, но и бежать, спотыкаясь о коряги, не сладко. И не спрячешься в осеннем, поредевшем листьями лесу, да ещё платочек розовый выдаёт, издалека виден злодеям. Всё же добежали до края  болота. Тут Аксюта немного духом взбодрилась: болото она как свою грядку с морковкой знала, а коням через болото хода нет! Подумала – через болото переберутся они с Марьюшкой, а там недалеко Спасо-Прилуцкий монастырь. За его толстыми стенами укрыться можно. Но не судьба видно была. Увидели злодеи, что добыча уходит, обозлились. Главарь их в латах, чёрных, блестящих - то ли поляк, то ли литвин – приказал стрелять из луков, чтобы не ушли девчонки. Засвистели стрелы и вот уже упала Аксинья, розовый платочек окрасился красным. Жалобно вскрикнула Марюта, пошатнулась, оступилась. И минуты не прошло, как исчезла она под холодной болотной водой, только на моховой кочке красные бусы лежать остались. А злодеи повернули коней и помчались дальше людей губить.
На фотографии фагнум на Ковыринском болоте.
Много ли мало времени с тех пор прошло, снова оказалась эта разбойная ватага в наших местах. И снова проезжают они мимо сожжённой деревни. Глядь, перед ними давешние девчонки стоят. Целые, невредимые, старшая ещё так слегка и посмеивается, ровные белые зубы показывает. Озверели разбойники. К девчонкам кинулись, а те от них в лесочек, и бегут-то ровно-ровненько, словно плывут, не споткнулись за всё время ни разу. Добежали до края леса, откуда болото начиналось, на ровной зелёной полянке встали и снова посмеиваются над злодеями. Те совсем разум потеряли. Хотят девчонок схватить, да кони на ту полянку не идут – дрожат, хрипят, глаза кровью налились. Разбойники с коней соскочили, к девчонкам пешими бросились, главарь их, который в чёрных доспехах, впереди всех. Как только ступили на поляну, она у них из под ног ушла, и крикнуть не успели, как поглотила их холодная болотная жижа. Только один человек спасся, его потом наши вологодские повязали, от него эту историю люди и узнали.
А на болоте том с тех пор клюквы – видимо-невидимо. Полыхает она на болотных кочках красными яркими бусинками. А меж кочек нет-нет, да мелькнёт блестящее чёрное тело болотной гадюки. Поэтому люди за клюквой на то болото сторожко ходили.
И ещё до поздней осени устилает болото розовый вереск, розовый как Аксюшин розовый платочек.
 фотография взята на сайте http://areborsa.narod.ru/yappilya4/yapp4.html Послесловие:
Преосвященный Сильвестр 29 сентября 1612 года писал уведомительную грамоту в Москву о разорении Вологды в том сентябре месяце Польскими и Литовскими людьми:
"В нынешнем, господа, в 121 году, сентября в 22 день, с понедельника на вторник, на останошном часу ночи, грех ради наших и всего православного христианства, раззорители истинныя нашея православный веры и креста Христова ругатели, польские и литовские люди и черкасы и казаки и русские воры, пришли на Вологду безвестно изгоном, и город Вологду взяли, и людей всяких посекли, и церкви Божия опоругали, и город и посады выжгли до основания…. А как польские и литовские люди и черкасы и русские воры город пожгли и людей посекли, пошли с Вологды сентября 25 числа. И ныне, господа, город Вологда зженное место…. А все, господа, делалось хмелем: пропили город Вологду воеводы".
|
